|
к 100-летию ивана истомина
Рассказы Александра Истомина Часто заходил к отцу Иван Михайлович Ермаков. Они много разговаривали, много спорили. Мой отец был коммунистом, он верил, что там, наверху, власти знают что-то такое, что в конце концов приведёт к лучшей жизни. Иван Михайлович это оспаривал. Но они не только спорили, они разговаривали на очень разные темы. Как-то больше всего они обсуждали, насколько мне удавалось услышать, то, что современная жизнь убивает природу и портит человека. Я не подслушивал специально, но ведь иногда не хочешь, да услышишь. Помню их мысль, что аборты и презервативы не дадут появиться новому Пушкину. Когда Иван Михайлович говорил, то возникало ощущение, что это артист на сцене произносит монолог. Много чувства и внутренней энергии было в его речах. Похоже, говорил и Юван Николаевич Шесталов. Очень эмоционально. Говорил он по-русски, выделяя “р-р-р” и звонкие согласные. Я спросил у отца: “Почему Юван так выделяет некоторые звуки?”. Он ответил: “Потому что в его родном мансийском языке, мало звонких звуков, а говоря по-русски, он пользуется случаем эффектно и звонко говорить”. Из северных поэтов к отцу часто приезжали Микуль (Иван Иванович) Шульгин и Андрей Семёнович Тарханов. Отец всегда был им рад. Отдельно нужно сказать о Константине Яковлевиче Лагунове. Он очень много сделал для моего отца. Пробивал его книги в издательствах, находил ему побочные заработки рецензиями на произведения начинающих писателей, предоставлял материальную помощь, не раз помогал улучшить жилищные условия. Морально поддерживал, публикуя хорошие отзывы об отце в прессе. Константин Яковлевич ещё отличался тем, что он никогда не участвовал в спонтанно возникающих попойках, когда писатели собирались у моего отца, и не одобрял их. Заезжали к отцу и поэты из столицы. Иван Никанорович Молчанов, написавший “Прокати нас Петруша на тракторе”, узнав, что герой его знаменитого стихотворения “огненный тракторист” Пётр Дьяков жив, поехал к тому в гости в Го-лышманово. Заехал к нам. По совету старшего брата Эдика, изъездившего районы в качестве радио-репортёра, взял его высокие резиновые сапоги. Вернувшись в Тюмень, он сочинил экспромтом смешное стихотворение, от которого в памяти осталась только финальная строчка: “И с сапог своих смываю голышмано-вскую грязь!”. Вряд ли он это опубликовал. Эдик с отцом потом ездили в Москву и были у Ивана Молчанова. Он, несмотря на возраст (шестой десяток или более), вёл бодрую холостяцкую жизнь. Эдик часто ставил его в пример, когда кто-нибудь говорил “пора уж на покой” или в этом роде. Иван Никанорович был первым писателем, давшим рекомендацию в 1953 году В 50-60-х бывал у нас Иван Васильевич Лысцов. Он писал стихи про Русь, про славян. В то время это было редко. Отец тогда предложил, чтобы мы всей семьёй обедали за столом в комнате, а не поодиночке на кухне. И вот, мы сидим, Иван Лысцов с нами, рассказывает интересные случаи, читает стихи. Всевозможные загадки, головоломки предлагал решать. Помню, сестра Валя сразу решила головоломку, а он сказал, что в Москве один профессор не смог её решить и тронулся умом. Обычно писатели рассказывали истории с каким-то моральным подтекстом. Пошлых анекдотов не было. Мой отец вообще никогда не матерился. Хотя у тех же ссыльных уголовников можно было многому в этом плане нахвататься.
Юрий Николаевич Афанасьев, северный писатель, земляк, очень часто навещал отца, особенно в самый трудный период для него, после инсульта. Папа умер в 1988 году. Юрий Николаевич с супругой Ниной Васильевной сделали то, что невозможно переоценить -они составили двухтомник произведений Ивана Истомина и с помощью администрации Ямало-Ненецкого Часто бывал Иван Ника-норович Недобежкин, авиатор-пенсионер. Заядлый рыбак и охотник. Он всегда с порога кричал: “Ваня! Что я тебе сейчас расскажу!”. Знал много охотничьих историй. Печатался в журнале “Охотник-рыболов”. Но с ним самим произошла такая история Он всю жизнь мечтал сделать особенную лодку. Много средств и сил вложил в неё. Делал он лодку во дворе дома, где-то на улице Хохрякова. Делал долго. Как-то говорит: “Что-то всё время цыгане во двор заглядывают, спрашивают, когда закончу её и не продам ли. Осталось немного подкрасить и повезу на озеро”. Ночью лодку охраняла собака. Проснувшись утром, Иван Никанорович обнаружил, что собака на месте, а лодки нет. Подал в розыск, не нашли. Он после этого изменился, загрустил. Кроме литераторов заходили музыканты: Геннадий Иосифович Цыбульский, Алексей Иванович Терентьев. Иногда придёшь домой после школы, баян в углу стоит – кто-то из композиторов был, ещё зайдёт. Они сочиняли песни на стихи отца. Хорошие, весёлые песни были у Алексея Терентьева на свои тексты. Жалко, что они не были широко известны. Леонид Фёдорович Беззубов, руководитель популярного оркестра русских народных инструментов (он жил в соседнем подъезде) тоже навещал отца. Приходили родственники или знакомые – любители попеть за столом. Ещё в Салехарде у нас часто собирались родственники отца, безо всякого вина, просто за чаем пели русские и зырянские песни. Вот эти песни за столом – одни из самых моих дорогих воспоминаний о детстве и юности. Отец любил петь и пел хорошо. Пел зырянские песни, а из русских любимая у него была “Ничто в полюшке не колышется”. Знал он много песен, так как, пока учился в педучилище, а потом работал преподавателем, пел в хоре. Навещал отца художник Иван Павлович Котовщиков. Он был старше отца на 12 лет. Отец интересовался дореволюционной жизнью и, благодаря Ивану Павловичу, узнавал о ней из первых уст. Мне посчастливилось тогда тоже кое-что про тюменскую старорежимную жизнь узнать. Например, городской сад, где сейчас Цветной бульвар в Тюмени, был не для всех. Туда пускали только состоятельных людей, учителей, докторов и “господ студентов”. Люди попроще, рабочие, гуляли в Загородном саду, который сейчас Александровский. Иван Павлович говорил: “Тогда как-то веселее жизнь была. А может быть это потому, что я молодой был?”. Как-то Иван Павлович сделал отцу подарок на день рождения. Он написал картину, где отец сидит зимой в малице на фоне оленей, чумов, летящего вертолёта. Отцу картина очень понравилась. В следующий раз, когда Иван Павлович пришёл в гости, а картина висела на стене, отец говорит: “Из-за твоего подарка у меня теперь рука мёрзнет всё время, ничего поделать не могу” – “Как так?” – “А посмотри-ка, где у малицы левая рукавица?”. Как давай они смеяться. Рукавицы у малицы пришиваются прямо к рукаву. Иван Павлович мог этого не знать и нарисовал малицу без одной рукавицы. Хотел переделать картину, да отец сказал, что так даже интересней, загадка есть. Иван Павлович очень хорошо играл на семиструнной гитаре. У нас гитара была -старший брат Эдик подарил на день рождения сестре Вале, но как-то постепенно она перешла ко мне. Гитара была простая, фабричная, стоила 7 рублей всего. Но звук у неё был необычайно певучий. Иван Павлович предлагал мне за эту гитару целых 25 рублей. Я, глупый, думал: “Ого, надо её придержать. Буду гордиться, что у меня такая гитара”. Но с ней получилось нехорошо. Попросили у меня дружки гитару на пару дней. И не вернули, сказали, что разбили во время драки. В 1969 году у папы случился инсульт. Потом, в 1985-м ещё один. Во время болезни его навещали как раз те, про кого я рассказал выше. А многочисленные случайные как-то исчезли. Продолжение следует.
 “Северная панорама”. При использовании материалов ссылка на “Северную панораму” обязательна.
|
